Что привело к упадку сетей
Во время пандемии наша жизнь почти целиком переместилась в онлайн. Это оказалось особенно выгодно для технологических компаний, которые почувствовали, что пользователи зависят от их продуктов сильнее, чем когда-либо прежде. В сборнике эссе «В плену у платформы. Как нам вернуть себе интернет» (издательство «Ad Marginem»), переведенном на русский язык Андреем Карташовым и Никитой Котиком, теоретик медиа Герт Ловинк рассказывает, как платформы-гиганты захватывают интернет и как это влияет на активизм, политику эмоций, искусство, финансы и повседневность. Предлагаем вам ознакомиться с фрагментом об упадке социальных сетей.
На последней стадии своего «освобождения» через сети, экраны и технологии современный индивид превращается во фрактальный субъект — бесконечно делимый и одновременно неделимый, замкнутый на себя и приговоренный к самоидентификации. В некотором смысле это совершенный субъект, субъект без другого, и его индивидуализация не противоречит массовости.
Жан Бодрийяр
Мы живем в эпоху вымирания сетей. Небольшие масштабы больше не имеют значения. Недостаток ясных целей и интереса со стороны иных лентяев из сетевого сообщества убил эту милую конструкцию. А платформы добили. «Крах централизованной власти, который пророчили в 2000-х годах, так и не произошел, — отмечает Кейд Диэм, — централизованные игроки перехитрили реформаторов, оградив себя и свои собственные экосистемы от контроля. Медиаконгломераты 2020-х превосходят свои аналоги образца 1999-го, а инновации, связанные с децентрализованной инфраструктурой, были взяты на вооружение победителями, установившими монополию». Должны ли мы возродить эту организационную модель, запустив сетевой ренессанс, или отказаться от нее и двигаться дальше? Все только и говорят о децентрализации, но никто больше не видит в распределенных структурах решения бардака, порожденного социальными медиа. Что же случилось?
Распределенные сети исчезли из нашего лексикона. Попробуйте поискать термин network в таких книгах, как Капитализм платформ Ника Срничека, Стек Бенджамина Браттона или Эпоха надзорного капитализма Шошаны Зубофф, и вы обнаружите, что он не встречается там ни разу. Даже в активистской литературе им теперь почти не пользуются. «Теория сетей», о которой писали математики и социологи, не развивается уже больше десятилетия. Левые даже не попытались взять эту концепцию на вооружение. Этим занималось разве что «глобальное гражданское общество», то есть ограниченный круг НКО, пытавшихся применить понятие «сетевого общества» Мануэля Кастельса, чтобы примкнуть к институциональной политике на транснациональном уровне. Но распределение власти через сети так и осталось только мечтой. Ценность горизонтальных иерархий, о которых особенно много говорили сторонники идеи «сеть — это сообщение», уступила системе платформ, выстроенной вокруг «инфлюэнсеров» и пассивно-агрессивных, ни к чему не ведущих отношений «фолловинга». Перераспределения благосостояния и власти не случилось — вместо этого мы продолжаем общаться в «сети» под пристальным откалиброванным взглядом алгоритмов.
В эпоху субъекта без цели исчезает невидимый «андеграунд». Построение сетевых структур вместо разрушающихся институций — церкви, сельской общины, профсоюзов, партий — было популярной тактикой сразу после Холодной войны. В то время в сомнительных конторах типа RAND о сетевых сообществах говорили как о шпионской технологии, позволяющей внедряться и вести подрывную работу изнутри государств-изгоев или организаций, рассматриваемых как угроза американскому мировому порядку. В 1980-е в банковской сфере появились «финансовые сети», за этим последовала интернет-демократизация. Но тридцать лет спустя «сети», похоже, пришли к состоянию gesunkenes KulturgutТермин «gesunkenes Kulturgut» (букв. нем. опустившееся культурное достояние), введенный немецким историком-фольклористом Гансом Науманом, часто оставляют без перевода. Он обозначает сниженные (перешедшие в обедненном виде в широкое употребление) культурные ценности. — Примеч. ред., идея была выхолощена для массового употребления. Что убило сети? Их имманентная «открытость» и неформальность или же отсутствие коллективной воли делать что-либо, кроме как тыкать в кликбейтные заголовки?
Никогда прежде сети не были настолько полны и не казались одновременно настолько пустыми. Писатель Ромен Дийе пишет, что понятие «социальная сеть» (social network) утратило смысл. Сети были убиты неутолимым желанием френдить больше и больше людей, «которых вы можете знать». Чем больше, тем лучше — таков капиталистический императив постоянного роста. В логике соцсетей рост количества френдов аналогичен увеличению охвата рынка. Однако с массовой индивидуализацией культа личности приходит печальное ощущение пустоты. «Одно дело — что вы с кем-то знакомы, другое — есть ли вам о чем поговорить». Он приходит к выводу, что понятие широких сетей социальных связей с элементом трансляции умерла. «В совокупности на разных платформах у вас могут быть десятки, сотни, даже тысячи друзей и подписчиков. Но эти многолюдные пространства еще никогда не казались такими пустыми».
Технологические компании сделают что угодно, чтобы расти и выливать все больше рекламы на пользователей, не гнушаясь и «темными паттернами» (dark pattern designsМанипулятивные приемы в создании интерфейсов, которые скрыто навязывают пользователю нежелательные действия. — Примеч. пер.). Что же в итоге? «По мере роста социальных медиа их содержание превращается в мусор». Диагноз точный — но каково лечение? Дийе не политизирует вопрос и не предлагает разрушать монополии, создавая взамен платформам новые и более осмысленные инструменты; вместо того он обращается к банальному цифровому детоксу. «Уберите телефон в карман и заведите беседу, — советует он. — Может быть, вы проговорите несколько часов, забыв о красных точках над иконками приложений». Возможно ли заново вообразить социальное и не винить себя за слабость и зависимость? Возможно ли возродить в какой-то мере потенциал сетей?
Возможное объяснение упадка сетей — рост платформ. Четвертая и заключительная часть труда Кэролайн Левин о формах довольно неожиданно посвящена сети. Оставляя за скобками «короткое лето интернета» в 1997 году и последовавший за этим «бум доткомов», как и суровую реальность нынешнего капитализма платформ, этот несвоевременный эстетический трактат в 2015 году предложил свежий взгляд на потенциал сетевых структур.
Левин восхваляет их способность к преодолению границ институций и каузальности в пользу связанности, взаимодействия и текучести. Левин противопоставляет централизованные и распределенные сети наборам локальных сетевых кластеров, в которых смычки между небольшими группами узлов зачастую нарушены или отсутствуют. Проблема для Левин состоит не в том, что сеть сложно организовать, а в том, что сетей слишком много, и все они существуют одновременно и каждая по собственной логике, пересекаются и сталкиваются между собой. Что происходит, когда одновременно «существует слишком много паттернов организации, ни один из которых не является доминирующим»? Хаотичность сетей раздражает и препятствует цельности. Сети объединяют, но мешают. Они «работают» из-за своего вторичного статуса. Как только сети активны, мы уже не можем постичь их тотальность.
Сложность сетей устрашает, мешает адекватно их понять. И когда они усложняются до предела, ситуация меняется, и в дело вступают платформы. Платформы привлекают пользователей совершенно очевидным способом. Когда пользователи оказываются внутри их стен, сетевая вольница заканчивается. Платформы устраняют неоднозначность и открытость сетевых структур. Они устраняют путаницу и замутненность и приносят вместо них ясность и комфорт. Операторы платформ достигают прозрачности; пользователи платформ удовлетворены. Простые радости прошлого позади, очарование их малых форм испарилось. Платформеры наконец-то чувствуют себя в безопасности, они больше не в бегах, больше не притворяются, будто прячутся от сильных мира сего. Мечта быть главным побеждает.
Подробнее читайте:
Ловинк, Герт. В плену у платформы. Как нам вернуть себе интернет ; пер. с англ. : Андрей Карташов, Никита Котик. — М. : Ад Маргинем Пресс, 2024. — 232 с. — ISBN 978-5-91103-748-2.