Что происходило с культурными объектами Новгорода в начале войны
Вторая мировая война не только унесла миллионы жизней, но и привела к утере множества культурных ценностей. Пожары и артиллерия уничтожали музеи, библиотеки и церкви, а уцелевшие произведения искусства и книги вывозились в качестве трофеев и по сей день обнаруживаются в зарубежных коллекциях. В книге «Грабеж и спасение: российские музеи в годы Второй мировой войны» (издательство «НЛО»), переведенной на русский язык Кириллом Левинсоном, российско-германский коллектив авторов рассказывает, что предпринимали для защиты музейных собраний в России, кто их разграблял и как произведения искусства попадали на Запад. Предлагаем вам ознакомиться с фрагментом о состоянии церквей, музеев, книг и архивов Новгорода после взятия города немецкими войсками.
Немецкие эксперты осмотрели культурные объекты Новгорода при ближайшей же возможности. Одним из первых, в начале сентября, прибыл археолог и асессор военной администрации Райнхольд Штренгер. В это время в восточной части города еще шли бои, поэтому он был вынужден ограничить свою инспекцию Софийской стороной. Здание картинной галереи Штренгер нашел нетронутым, а вот экспозицию русского «Музея пропаганды», которая, впрочем, по его мнению, не содержала предметов, представляющих художественную ценность, солдаты уничтожилиВероятно, речь идет о Музее революции. Необычно, что разрушения, произведенные немецкими солдатами, названы так прямолинейно в документе администрации вермахта.. «Архиепископская библиотека», как назвал ее Штренгер, была заперта — ее контролировала и охраняла городская комендатура. Софийский собор сохранился невредимым, за исключением главного купола; предметы, «наиболее значимые с искусствоведческой точки зрения», русские, по его заключению, эвакуировали. Тем не менее Штренгер велел запереть собор, «ибо существовала опасность, что посетители унесут элементы ценных произведений искусства». О конструктивном состоянии построек данные Штренгера крайне скудны; он обещал описать его более подробно в одном из следующих отчетов.
Примерно в то же время, возможно, даже чуть раньше, но не позднее начала октября в Новгороде должен был находиться и фотограф Эрнст Бауман. Среди его фотографийФотографии сохранились только в виде контактных отпечатков, по одной пленке на каждом листе; негативы утеряны, более крупных отпечатков не существует. BArch — Bildarchiv. Bild 101 III, Baumann — 052. есть снимки Софийского собора с северо-запада, на которых не видно никаких повреждений. Бауман осмотрел и интерьер собора, сделал несколько снимков иконы Богородицы в иконостасе; кроме того, сохранились его фотографии, сделанные внутри других новгородских церквей.
ПономаревАрхеолог Василий Сергеевич Пономарев, назначенный бургомистром Новгорода во время немецкой оккупации. также описал ситуацию во время и сразу после взятия города немецкими войсками. Согласно его изложению, немецкие самолеты бомбили Детинец только в тот день, когда вермахт занял Софийскую сторону. Оставшиеся в городе жители использовали кремлевские церкви в качестве бомбоубежищ, потому что пилотам люфтваффе, очевидно, было приказано церкви не бомбить. Во время штурма города один снаряд попал в Софийский собор, пробив дыру над средокрестием и повредив северо-западную его главу, другой снаряд попал в южную половину здания рядом с колокольней. Лишь позже загорелись дома в южной части кремля. На Торговой стороне, по воспоминаниям Пономарева, во время пятидневных боев, предшествовавших форсированию Волхова немецкими войсками, была серьезно повреждена только церковь Спаса Преображения; однако знаменитые фрески Феофана Грека (вторая половина XIV века) практически не пострадали. Значение этого византийского художника для развития русской живописи обусловлено необычайной выразительностью его почти монохромных произведений. Другие церкви, по словам Пономарева, от артиллерийских обстрелов и воздушных налетов не пострадали, а были подожжены по приказу Сталина — пять на Софийской стороне и девять на Торговой. Впрочем, древним каменным стенам огонь был не страшен; только церковь Святых Флора и Лавра получила сильные повреждения от пожара — предположительно, из-за того, что в ней хранились горючие материалы. Таким образом, на тот момент, когда в Новгород вступили немцы, памятники архитектуры в основном были в целости и сохранности.
С точки зрения Пономарева, действительно фатальные последствия для культурного наследия имел не штурм города, а сменившая его долгая фаза позиционной войны. Зимой 1941–1942 годов фронт в районе Новгорода практически стабилизировался, и в течение следующих двух лет германские и советские части стояли на Волхове напротив друг друга. Теперь Новгород обстреливала Красная армия, и хотя этот обстрел был не особенно интенсивным, близость к фронту привела к разрушению или тяжелому повреждению большого числа памятников архитектуры. Первой жертвой стала церковь Иоанна Предтечи, купол которой был пробит одним или несколькими снарядами в начале сентября. В результате возник пожар, и в нем сгорела значительная часть хранившихся в храме музейных коллекций: Пономарев пишет о десятках тысяч предметов, включая примерно 3000 икон и все собрание его деда Василия Степановича Передольского. Конфискованное в 1930-е годы, оно было включено в новгородские музейные фонды на том основании, что там якобы будет безопаснее, чем в деревянном доме, который легко мог сгореть. По иронии судьбы дом Передольских оказался в числе немногих уцелевших жилых домов на Торговой стороне. Знаменский собор также загорелся от попадания артиллерийского снаряда. Пожар уничтожил иконостас XVIII века, но росписи практически не пострадали, кроме разрушенного купола и апсид. Такой же или похожей была судьба многих церквей в центре Новгорода в начале оккупации. В той мере, в какой он мог их осмотреть, Пономарев фиксировал все повреждения, но церкви к востоку от старого города были ему недоступны, они-то и пострадали больше всех. В селах на восточном берегу реки разрушения церквей продолжались и в более позднее время. В некоторых случаях от них остались буквально груды камней — так было с церковью Спаса на Нередице и церковью Успения на Волотовом поле. Спасскую церковь разрушили еще в октябре 1941 года, Успенская же превращалась в руины постепенно, в ходе боев, длившихся около двух с половиной лет. Описания Пономарева в основном соответствуют тому, что мы можем прочесть и в отчетах немецких наблюдателей, приезжавших в Новгород осенью и зимой 1941–1942 годов, чтобы оценить состояние архитектурных памятников и особенно фонды движимых культурных ценностей; отчасти их рапорты, вероятно, основаны именно на его информации.
После осмотра пригородных дворцов Ленинграда в ноябре 1941 года в Новгород отправилась группа сотрудников Оперативного штаба рейхсляйтера Розенберга в составе Герхарда Вундера, Гюнтера Штёве и Георга фон Крузенштерна. Судя по их донесениям, ситуация резко ухудшилась. Все здания Детинца, за исключением одного, находились в достаточно хорошем состоянии, поэтому в них разместились испанские солдаты; они-то, по словам коменданта города, и предались столь безудержному мародерству, что ради защиты собора Святой Софии ему пришлось обратиться к католическому капеллану и просить его «положить предел <...> сувенирному безумию». Интерьер собора был полностью разорен. От располагавшегося в нем «Антирелигиозного музея» остались лишь несколько плакатов, пустые витрины, шкафы и таблички с подписями к экспонатам. Поврежденные экспонаты, разломанная рака, ценные церковные облачения, образцы одежды мирян и другие текстильные изделия, вышивки, знамена, штандарты и «остатки знаменитой коллекции Библий» лежали вперемешку среди обломков простреленного купола. На хорах еще нашли «красивую старинную мебель». Все оконные стекла были разбиты, так что предметы покрывал снег и лед.
Городские архивы тоже сильно пострадали. Церковные книги и акты гражданского состояния, которыми особенно интересовался Оперативный штаб рейхсляйтера Розенберга, были, за несколькими исключениями, уничтожены; документы последних лет, как выяснил Крузенштерн у знающей местной жительницы, советские войска сожгли перед уходом, а давние документы сгорели вместе с местом их хранения — церковью Троицы. Более благоприятная ситуация была в соборе Сошествия Святого Духа, где делами заполнили подвал и все поделенное на три этажа здание церкви; документы лежали на полках, аккуратно связанные в пачки и подписанные. Большинство из них составляли недавние документы городских органов советской власти Старой Руссы, Тихвина и других районных центров; кроме того, там был один архив из Пскова и пять церковных книг. Когда Крузенштерн осматривал архив, через незапертый проход из жилой и административной части в церковь вошли солдаты, собиравшиеся забрать на дрова ступени лестницы и часть полок. Он потребовал от коменданта города немедленно опечатать архивные помещения, тем более что на них уже имелась охранная грамота от уполномоченного представителя начальника армейских архивов.
В здании бывшей владычной библиотеки в Детинце, где после революции собрали архиепископскую библиотеку, библиотеку дворянского собрания и коллекцию книг из окрестных усадеб, положение было не менее плачевным. Вундер, Штёве и Крузенштерн знали от Райнхольда Штренгера, что в день взятия города библиотека была в целости и сохранности. Теперь же в ней не было ни окон, ни дверей. Книжные полки разобрали на дрова солдатыЦДАВО. Ф. 3676. Оп. 1. Д. 149 Л. 259. Солдаты, которые забирали на растопку материалы из архива в Духовом монастыре, вероятно, были немцы, иначе был бы соответствующий комментарий. (как утверждалось, из Голубой дивизии). Ценные книги XVII, XVIII и XIX веков валялись в беспорядке, покрытые мусором, снегом и «человеческими нечистотами». Многие книги пошли на уплотнение окон и дверей в жилых помещениях солдат. Другое здание, ранее отданное под музей, — Златоустовская башня, часть кремлевской стены, в которой с XIX века находился Исторический музей, — еще советскими войсками было превращено в жилое помещение. Культурных ценностей там не обнаружили, вместо них имелись топчаны, соломенные тюфяки и столы. Только в вестибюле еще остались церковный колокол, несколько каменных плит и другие крупные предметы, которые не смогли вывезти из-за их габаритов и веса. В небольшой церкви рядом с собором, которая, судя по вывеске, до начала войны тоже была музеем, испанцы устроили кузницу. Все остальные постройки в Детинце переоборудовали под жилье для военнослужащих. Состояние всех исторических зданий было отчаянным. Только памятник «Тысячелетие России» в ноябре 1941 года еще стоял на своем месте неповрежденным.
По словам русской переводчицы, до представителей Оперативного штаба рейхсляйтера Розенберга в Новгороде уже побывал некий профессор Зам, который осмотрел художественные сокровища Софийского собора и якобы вывез большую их часть. Кто был этот Зам и по чьему приказу действовал, Крузенштерн и Штёве выяснить не сумелиТам же. Л. 260. Сотрудники Оперативного штаба еще долго пытались установить личность профессора д-ра Зама, но смогли узнать только то, что он передал изъятые предметы военной администрации в Пскове. Там же. Д. 143. Л. 415. См. также: Там же. Д. 142. Л. 37.. Пономарев упоминал в своих рапортах, что этот профессор увез несколько старинных икон, «в том числе чудотворную икону св. Софии и царские врата иконостаса» (вероятно, имелся в виду главный иконостас Софийского собора), а также некоторые полотна из картинной галереи, хранившиеся в Софийском соборе. Позже выяснилосьТам же. Д. 143. Л. 132–136. В имеющихся списках упоминаемые Пономаревым Царские врата числятся, но икону святой Софии в них идентифицировать не удается., что осенью 1941 года Зам работал переводчиком в одной из комендатур в районе действия 16-й армии и по поручению ее главного квартирмейстера доставлял в Псков иконы и другие произведения искусства из Новгорода и Тихвина.
В любом случае, резюмировали участники инспекционной поездки, следовало в ближайшее время принять меры по изъятию и сохранению (под этим подразумевался вывоз) архивов и книг. За художественные ценности сотрудники Оперативного штаба рейхсляйтера Розенберга не считалиТам же. Д. 149. Л. 282. Искусством в Главной рабочей группе «Остланд» ведал искусствовед Райнхольд Штренгер. себя ответственными, однако их состояние они описали в мрачных тонах. Вундер в своем заключительном отчете вновь констатировал, что группа прибыла на место слишком поздно, а если бы они вмешались раньше, то могли бы многое спасти. При этом он имел в виду все то, что уже забрали конкуренты, такие как Эрнстотто цу Сольмс-Лаубах и зондеркоманда Кюнсберга из МИДа. Еще один вывод инспекции заключался в том, что любая «практическая акция» — т. е. вывоз культурных ценностей, особенно книг — требовала крупного транспортного средства, а без грузовика и нескольких грузчиков ничего нельзя сделать.
Подробнее читайте:
Кур-Королев, К.; Шмигельт-Ритиг, У.; Зубкова Е. при участии Айхведе, В. Грабеж и спасение: российские музеи в годы Второй мировой войны / Коринна Кур-Королев, Ульрике Шмигельт-Ритиг, Елена Зубкова при участии Вольфганга Айхведе; пер. с нем. Кирилла Левинсона. М.: Новое литературное обозрение, 2024. — 552 с.: ил. (Библиотека журнала «Неприкосновенный запас»).