Библейский текст непросто соотнести с исторической реальностью. Необходимо учитывать множество толкований и интерпретаций текста. Более того, письменные источники и артефакты, обнаруженные археологами, порождают новые вопросы и практически не дают ответов. В книге «Библия: Что было "на самом деле"? (Танах / Ветхий Завет)» (издательство «Альпина нон-фикшн») библеист Андрей Десницкий рассказывает, как читать Библию глазами ученого, каким образом история и миф связаны между собой и что можно сказать об историчности текстов Ветхого Завета. N + 1 предлагает своим читателям ознакомиться с фрагментом, в котором рассказывается, что в библейском повествовании совпадает с информацией о жизни на Древнем Ближнем Востоке, а что — нет.
Книга Бытия возводит израильский (и не только израильский) народ к Аврааму, Исааку и Иакову — трем легендарным личностям, которых принято называть патриархами. Библейские повествования о предыстории и ранней истории Израиля, несомненно, отражают не точку зрения Авраама, Исаака и Иакова, а воспоминания о них дальних потомков, поэтому мы на материале этих повествований можем судить в первую очередь о том, что было значимо и актуально для израильского народа в последующие времена, и именно на основании этих наблюдений приблизительно датировать окончательную версию, дошедшую до нас в библейских книгах.
Понятно, что едва ли мы можем рассчитывать найти независимые подтверждения этих рассказов и менее всего можем подтвердить их археологическими находками, но значит ли это, что рассказы о патриархах должны быть признаны мифическими и принципиально не проверяемыми нарративами, вроде сказаний об Илье Муромце в русском фольклоре (притом что человек с таким именем реально существовал)?
По-видимому, можно поставить вопрос так: что в этих повествованиях совпадает с известными нам сведениями о жизни на Древнем Ближнем Востоке, а что отличается от них? Далее, можно попробовать приблизительно датировать те события, которые легли в основу этих рассказов (условно говоря, определить время жизни патриархов), а также ту эпоху, когда повествования о них приняли нынешний вид.
Первое, что бросается в глаза, — некоторые анахронизмы в повествовании. Согласно любым расчетам, Авраам никак не мог жить раньше середины II тысячелетия до н. э., но в Книге Бытия (12:16) он разводит верблюдов, хотя, как утверждают справочные издания, это животное было одомашнено не ранее конца II тысячелетия до н. э. — впрочем, споры о точном времени их одомашнивания продолжаются до сих пор, и главным топливом для этих споров служит именно достоверность библейских рассказов о патриархах.
Но есть другой, уже несомненный пример анахронизма: в Бытии (21:34) рассказано, как Авраам жил в филистимской земле, хотя поселение филистимлян в Ханаане надежно датируется XII в. до н.э. Очевидно, в том и другом случае составитель окончательной версии текста описывал мир, в котором жил сам, но это еще не означает недостоверность остальной части повествования. Собственно, называя эту землю Палестиной, мы допускаем такой же анахронизм, ведь это латинское название.
Первым о привязке этих повествований к археологическим данным задумался У. Олбрайт, поместив их в средний бронзовый век (начало II тысячелетия до н.э.). В те времена, судя по археологическим данным, в Ханаане процветали города. Странствия Авраама Олбрайт связал с документами из Кюльтепе в Анатолии, где говорилось о торговле с Месопотамией (его исход из месопотамского Ура и начальное продвижение на север) и с последующим вторжением кочевого народа амореев в Ханаан (по-видимому, его масштаб и значительность были сильно преувеличены, об амореях мы поговорим ниже). Далее, Р. де Во предложил сместить эту хронологию к середине II тысячелетия до н. э., ко временам значительного упадка той самой городской культуры. Впрочем, к Аврааму в любом случае городская жизнь Ханаана имеет довольно опосредованное отношение.
Ключевую роль здесь снова сыграли небиблейские документы: таблички, найденные в 1920–30-х гг. в Нузи на севере Ирака, датируемые XV–XIV вв. до н. э. Это были хурритские архивы, раскрывавшие многие стороны семейной и социальной жизни того общества. В частности, бездетная пара могла усыновить раба, который становился ее наследником (как Элиэзер для Авраама и Сарры в Бытии (15:1–2)), а бесплодная жена могла отправить к мужу свою служанку, чтобы рожденный ею ребенок считался собственным ребенком жены (как Сарра поступила с Агарью в 16-й главе Бытия). Иными словами, оказалось, что за вычетом мелких анахронистических деталей, которые легко могут быть опущены, история патриархов прекрасно вписывается в социальный контекст того времени.
Но значит ли это, что социальные практики и институты, засвидетельствованные архивом из Нузи именно для середины II тысячелетия до н.э., характерны исключительно для этого периода? По-видимому, нет. Это мог быть некий общий фон той эпохи, и как раз по тому, что библейский автор отдельно оговаривает такие эпизоды и порой специально объясняет их, можно заключить, что во время написания окончательной версии текста они уже казались странными (тогда как упомянутые вскользь верблюды и филистимляне были, напротив, вполне обычны).
Как отметил Финкельштейн, о времени сложения этого эпоса можно судить по темам, которым уделяется особое внимание. Значительное место в Книге Бытия отводится соперничеству двух близнецов: Иакова-Израиля и Исава-Эдома, прародителей одноименных народов. При этом Израиль оказывается младшим и вообще более слабым, но более сообразительным и, говоря современным языком, «цивилизованным»: он занимается оседлым скотоводством и земледелием, тогда как Эдом добывает пищу охотой. Особую роль в повествовании играет переход Израилем русла потока Яббок (Иавок) как границы территории Эдома в 32-й главе Бытия, которую мы рассматривали в разделе 3.6. «Борьба Иакова», — потенциально крайне опасное событие, которое заканчивается вполне благополучно благодаря вмешательству свыше.
Совсем нетрудно представить себе, что эта история была особенно актуальна в условиях острого соперничества израильтян и эдомитян, ощущавших при этом свое родство (для сравнения отметим, что ничего подробного не говорится о соперничестве других двух братьев — Исаака и Измаила, предка арабов). Ассирийские источники упоминают Эдом как сложившееся государство с конца VIII в. до н.э., так что будет логично отнести сложение эпоса о патриархах или по меньшей мере его значительной части примерно к этому периоду. Это, конечно, не означает, будто в более древние времена не существовало сказаний об Аврааме, Исааке и Иакове. Как раз упоминание древних обычаев усыновления рабов или детей служанки (мы не находим в Библии подобных примеров за пределами повествований о патриархах) показывает, что такие рассказы существовали и раньше, но собраны, актуализированы и записаны во вполне определенную эпоху.
Это время — конец VIII в. до н.э. — на первый взгляд кажется ничем не примечательным, но археологические раскопки свидетельствуют, что в Иудейском царстве примерно в это время начался бурный демографический и экономический рост. В 722 г. до н.э. Северное Израильское царство было захвачено Ассирией, его столица Самария уничтожена и, судя по всему, значительное число северян переселилось в Иудею, которая осталась относительно независимой, но была включена в единое с Ассирией экономическое пространство. Соответственно, можно предположить, что именно в это время возник спрос на тексты, которые объясняли бы происхождение израильтян и иудеев, их внутреннее единство в противопоставлении чуждому Эдому и другим народам.
Впрочем, датировать время окончательного сложения того или иного предания довольно трудно, и датировки у разных авторов получаются разными. Например, в завещании Иакова (49 гл. Бытия) явно перекраивается в пользу Иуды старшинство между братьями, сыновьями Иакова: Рувим осквернил ложе отца, войдя к его наложнице, а Симеон и Левий проявили неоправданную жестокость, вырезав все мужское население Сихема, когда те болели после обрезания. Об Иуде, напротив, говорится исключительно комплиментарно. Тантлевский отмечает, что весь этот материал встречается лишь в тех частях Пятикнижия, автором которых считается Яхвист. Вполне логично предположить, что он сам относился к этому племени. При этом Тантлевский заодно относит время, когда возник данный текст, к эпохе единой монархии Давида и Соломона (вот это уже куда более спорное утверждение).
Еще один небольшой пример: в Книге Бытия упоминается город Хеврон. Там Авраам воздвигает жертвенник Господу (13:18), там умирает и похоронена Сарра (23:2,19), там живет Исаак (35:27), оттуда отправляется в дальний путь Иаков (37:14). В Книге Исход именно до Хеврона добираются разведчики, отправленные Моисеем в Ханаан (13:23). Финкельштейн считает, что это может указывать на послепленный период, когда Хеврон оказался за пределами Иудеи, хотя и на самой границе, и потому привлекал внимание жителей Южного царства. Но это, по-видимому, уже натяжка: можно представить себе много других сценариев, в которых этот город приобретал особое значение, — в конце концов, он и сегодня играет особую роль в арабо-израильском конфликте, но это не значит, что предания о Хевроне сочинены в Новейшее время.
Археологи всегда с осторожностью связывают свои находки с теми или иными этносами, если речь идет о древней, бесписьменной эпохе. Обычно с предками израильтян связывается культура пифосов определенного типа (с воротничковым венчиком, collared-rim jars) и домов с четырьмя комнатами, которая распространилась в Палестинском нагорье в железном веке I, то есть в конце II тысячелетия до н. э. Но, как отмечает Финкельштейн, проблема в том, что подобная культура распространяется тогда же в Заиорданье (на территории будущих Моава и Аммона), а кроме того, ее несомненные отличия от городской культуры поздней бронзы могут объясняться различиями типов хозяйственной деятельности, а не этносов. Носители этой культуры были садоводами, культивировавшими террасное земледелие.
Особо отмечается, что они не разводили свиней, это прекрасно совпадает с жестким запретом израильской религии на употребление свинины. Но и тут, как нетрудно понять, могут быть иные объяснения: например, кочевникам разводить свиней просто неудобно, особенно в безводной местности, в отличие от коз, овец и коров, и они могли сохранить такое отношение к свиньям даже после перехода к полуоседлому или оседлому существованию. Логично предположить, что именно это и произошло с новыми жителями Нагорья. Что же касается расцвета или упадка культур в той или иной местности, это не обязательно отражает смену населения—причины могут крыться в изменении климата или развитии технологий.
Иными словами, исходя из археологических данных, будет вполне логично предположить, что в эпоху железного века I на Палестинском нагорье постепенно стали оседать кочевники, сочетающие скотоводство с земледелием. Но нельзя с полной уверенностью утверждать, что это происходило исключительно с израильтянами (или протоизраильтянами), вполне вероятно, что это часть общих процессов того времени. Как отмечает Мазар, мы не знаем, что ответили бы эти люди на вопрос: «Израильтяне ли вы?», но есть достаточные основания считать именно их предками тех, кого мы называем израильтянами.
Впрочем, как отмечает Л. Грабб, в современной исторической науке активно обсуждается вопрос об определении этнической идентичности, и большинство историков согласны, что для нее ключевыми являются несколько факторов: общее самоназвание, представление о едином происхождении, общая историческая память, ключевые элементы культуры, представление о собственной территории (иногда идеализированные) и солидарность в поведении. Таким образом, история Древнего Израиля и есть те самые ключевые элементы культуры еврейского народа, особенно его общая историческая память и представления о своем происхождении. Исследуя эту историю, мы неизбежно «опрокидываем» в прошлое современную этническую идентичность, даже если в ¬чем-то опровергаем историчность традиционных текстов.
Итак, если израильтяне не упоминаются, насколько мы можем судить, ни в одном небиблейском тексте вплоть до конца XIII в. до н. э. (стела Мернептаха, о которой говорилось в разделе 4.2. «Израиль на стеле Мернептаха»), для историка вполне естественно задуматься, с какими народами древности, известными нам по другим источникам, может быть связано их происхождение.
Подробнее читайте:
Десницкий, А. Библия: Что было «на самом деле»? (Танах / Ветхий Завет) / Андрей Десницкий. — М.: Альпина нон-фикшн, 2022. — 300 с.