Способен ли человек окончательно победить вредные привычки? Избавиться от навязанных семьей и обществом ролей и преодолеть травмы трудного детства? С равным успехом учиться новому в молодости и в преклонном возрасте? В книге «Homo Mutabilis: Как наука о мозге помогла мне преодолеть стереотипы, поверить в себя и круто изменить жизнь» (издательство «Альпина Паблишер») научная журналистка, редактор отдела «Мозг» в журнале «Нож» Настя Травкина отвечает на эти и другие вопросы с помощью нейробиологии. N + 1 предлагает своим читателям ознакомиться с отрывком, в котором рассказывается, чем половое влечение отличается от влюбленности, почему последнюю можно считать «одобряемой обществом зависимостью» — и чем для нашего мозга оборачивается расставание.
Говорить о влюбленности как о зависимости в контексте нейробиологии не то же самое, что говорить о зависимых отношениях с точки зрения психологии. В психотерапии зависимые отношения — это болезненная привязанность, в основе которой лежат низкая самооценка, эмоциональная незрелость и потребность контролировать другого человека. Часто в таких отношениях есть насилие. Но не всякая потребность в другом человеке называется в психологии зависимостью: мы взаимосвязаны и взаимозависимы, даже если с нашей самооценкой и эмоциональностью все в порядке.
С точки зрения нейробиологии влюбленность может называться зависимостью из-за схожих процессов активации системы поощрения мозга. Наука пока не дает ответов на вопрос, почему люди и животные выбирают того или иного партнера, но мы примерно знаем, что при этом происходит в организме.
Часто основой влюбленности становится сексуальное влечение. «Бабочек в животе» и физиологическое притяжение вызывают половые гормоны, в основном тестостерон (у обоих полов). Он не заставляет людей влюбляться — только обеспечивает либидо. Существует теория, что наши обонятельные рецепторы способны получить из запаха человека информацию о комплексе гистосовместимости (это область генома, играющая роль в развитии иммунитета). Каждый человек обладает уникальной последовательностью ДНК и собственным иммунитетом, и теория гистосовместимости гласит, что мы испытываем влечение к партнеру с иммунитетом, максимально отличающимся от нашего. Такое различие гарантирует, что у наших отпрысков будет способствующий выживанию иммунитет, сочетающий в себе особенности иммунитета родителей. Однако эта теория не подтверждена.
Влюбленность — более комплексное явление, чем половое влечение. Она ассоциируется с фиксацией на образе возлюбленного, подъемом настроения и активностью.
Мотивацию предпринимать действия, чтобы добиться благосклонности партнера, вызывает дофамин. Его выбросы активируют систему поощрения в мозге влюбленных пропорционально уровню их субъективной влюбленности. Именно дофамин стимулирует у нас ожидание райского наслаждения и заставляет придумывать новые способы добиться внимания и взаимности объекта нашей страсти. Мы чувствуем прилив сил, желание жить и осмысленность происходящего.
Дополнительную энергию страсти обеспечивает гормон стресса кортизол, который придает силы, помогая быстрее расщеплять глюкозу в крови (поэтому во время влюбленности многие люди скидывают вес). В надпочечниках активно вырабатывается адреналин: этим вызвано столь неуместное для романтической атмосферы потение, тахикардия и желание скакать и прыгать — то, что часто происходит с нами во время первых свиданий с понравившимся человеком.
Также у влюбленных повышен уровень норадреналина. Этот гормон участвует в закреплении в памяти новых стимулов, в том числе в процессе «впечатывания» в память у животных — импринтинге. Возможно, образ возлюбленного фиксируется в памяти не без участия норадреналина.
В психологии и этологии (науке о генетически обусловленном поведении) импринтингом называют быстрое обучение, возможное в определенные критические периоды, обычно в детстве или юности, не зависящее от последствий поведения — в отличие от ассоциативного обучения, когда животное обучается благодаря награде. Самый известный пример импринтинга — запечатлевание новорожденными гусятами первого попавшего в их поле зрения движущегося объекта в качестве «родителя». Австрийский биолог Конрад Лоренц показал, что гусята вполне могут считать человека «мамой», демонстрируя, как выводок юных птиц ходит за ним по пятам.
У животных также есть сексуальный импринтинг, когда они выбирают в партнеры особей, похожих на тех, что были рядом в критический период. Например, зяблики-«подкидыши» выбирают для спаривания самок, принадлежащих не к их виду, а к виду птицы, которая их вырастила. А если животных или птиц выращивает человек, то по достижении половой зрелости питомцы могут пытаться спариться исключительно с людьми. Например, выращенные людьми для соколиной охоты птицы ни за что не согласятся на сексуальную связь с самкой своего вида, предпочитая «ухаживать» за заводчиками. Чтобы это не нанесло урон разведению, держателям охотничьих птиц даже приходится позволять самцам сокола «оплодотворить» специальную шляпу на своей голове! Затем происходит «ухаживание» за самками, которые тоже считают подходящими партнерами только людей (с подношениями еды, если нужно), в результате которого заводчики вводят собранное шляпой семя самцов в клоаку самок с помощью шприца без иглы.
Ученые провели эксперименты на перепелах и с помощью сексуального импринтинга обучили их испытывать страсть исключительно к махровым тряпочкам, подсовывая молодым птицам полотенца каждый раз, когда те намеревались овладеть перепелкой. Исследователи назвали это «животной моделью фетишизма» и предположили, что человеческий фетишизм работает по похожему принципу: опыты, связанные с сексуальными переживаниями в критические периоды, могут «запечатлеться» с помощью механизма импринтинга и затем воспроизводиться в течение жизни. А поскольку для становления сексуальности главный критический период — время полового созревания, то первые влюбленности и впечатления сексуального характера могут оставить некий «след» в памяти и затем воспроизводиться при повторных переживаниях влюбленности.
Это интересная теория, у которой пока что нет достаточного обоснования: ученые не могут ответить на вопрос, какая неврологическая база лежит в основании нашего выбора партнеров и почему работает народная мудрость о том, что наши партнеры часто похожи на родителей или на первую любовь.
В одержимости возлюбленными принимает участие и серотонин: нас могут преследовать навязчивые мысли об объекте страсти из-за снижения уровня этого гормона. Его количество бывает пониженным не только в мозге влюбленных, но и у людей, страдающих обсессивно-компульсивным расстройством, которое сопровождается одержимостью навязчивыми мыслями и непреодолимым желанием совершить определенные действия. Возможно, именно поэтому некоторые влюбленные начинают компульсивно строчить сообщения или даже названивать своим пассиям и избранникам.
Привязанность — более глубокая связь. Она свойственна не только человеку, но и другим живым существам: птицы вместе вьют гнезда, шимпанзе вычесывают друг у друга шерстку, капуцины делятся едой, слоны помогают больным собратьям и всюду ходят вместе. Многие виды разделяют (парно или коллективно) заботу о потомстве и испытывают тоску при разлуке.
У влюбленных пар, проводящих много времени вместе, постепенно заканчивается период стрессовой активации, снижается уровень кортизола. Обсессивный период завершается, потому что уровень серотонина растет, принося эйфорию и препятствуя депрессивным состояниям.
У людей любовный союз связан с ощущением защищенности, покоя и эмоционального единства. В основном это обусловлено действием окситоцина, который активно вырабатывается во время социального и телесного контакта (объятий, секса, особенно во время оргазма). Уровень окситоцина выше у тех пар, которые провели вместе больше времени. Еще этот гормон формирует родительское поведение, заставляя пару оставаться вместе достаточно долго, чтобы вырастить потомство.
Из-за всех этих физиологических процессов выражение «дурман любви» обретает вполне научный смысл. Можно сказать, что влюбленные находятся в состоянии наркотического опьянения или, выражаясь поэтическим языком, любовной иллюзии, ради которой они готовы на многое: например, презреть комфорт и безопасность и броситься в объятия друг друга.
Состояние счастья, продуктивности, защищенности и удовольствия язык не поворачивается назвать такой же зависимостью, как пристрастие к кокаину. И все же повышенный выброс химических веществ, вызывающий эмоциональный подъем и удовольствие, позволяет рассуждать о любви как об эйфоретике. Однако не только приятные переживания роднят любовную страсть с действием психоактивных веществ. Если вы лишаетесь объекта влюбленности, вы переживаете нечто похожее на синдром отмены, настигающий наркопотребителя «в завязке».
Что происходит в организме при расставании? — Когда описанный выше физиологический цикл любви внезапно прерывается, из-за отсутствия доступа к привычному стимулу (возлюбленному) организм приходит в состояние серьезного дисбаланса. В отсутствие объекта любви уровень дофамина некоторое время сохраняется высоким, а значит, мотивация для соединения с другим человеком не ослабевает. Недоступность этого человека рождает беспокойство и неудовлетворенность.
Когда инерция этого процесса приведет к снижению уровня дофамина, нас, наоборот, может накрыть депрессивное состояние с апатией и отсутствием мотивации. Многих людей, знакомых с другими аддикциями, сильнее тянет на дофаминовую «иглу» алкоголя, психоактивных веществ или беспорядочного секса. Все это не только не помогает вернуться в норму, но и увеличивает дисбаланс.
У влюбленных пар обнаруживается меньшая активность миндалины — зоны, отвечающей за переживание интенсивных эмоций, в особенности негативных, вроде страха, тревоги и гнева. У этих людей также менее активна задняя поясная извилина, которую часто ассоциируют с переживанием болезненных ощущений. Эксперименты показали, что, когда женщины просто держат за руку любимых супругов, в их мозге слабее работает система стрессовой реакции на удары током — причем чем больше они удовлетворены браком, тем спокойнее воспринимают физический дискомфорт.
Кроме дофаминовой ломки, расставание может провоцировать повышенную тревожность. Вне зависимости от того, были ли инициатором разрыва мы сами или нас внезапно бросили, когда лишаемся такой важной поддержки равновесия нашего организма, как партнер, мы испытываем целый комплекс страхов, тревог и неудовлетворенности. Кто-то может назвать это иллюзией, надуманными переживаниями, но правда такова, что физиология разрыва не позволяет нам не переживать разрыв!
Мало того, отвержение активирует в нашем мозге реакцию, аналогичную реакции на физическую боль. Исследования американских ученых под руководством Итана Кросса в 2010 году показали, что разглядывание портретов бывших возлюбленных активирует у людей вторичную соматосенсорную кору и островковую долю, которые отвечают за формирование сложных физических ощущений. Те же зоны были активны у людей, ударивших себя молотком по пальцу.
Психиатры из Мичиганского университета Дэвид Су и Бенджамин Сенфорд нашли другой, лабораторный способ продемонстрировать, что разбитое сердце вызывает такой же стресс и активирует те же зоны, что и сломанная нога. Они обнаружили, что в момент социального отвержения в мозг выбрасываются опиоидные пептиды — натуральные обезболивающие, присутствие которых в организме указывает на реальную травму и физическую боль, которую тело старается сгладить. Выходит, боль от расставания с возлюбленными — настоящая.
Кстати, сердце тоже может страдать от расставаний. Синдром разбитого сердца, как часто называют синдром такоцубо, — это сбой в работе сердечной мышцы под влиянием сильного эмоционального стресса. Такие проблемы иногда возникают, например, после смерти супруга, они проявляются как боли в груди и могут привести к смерти. Больше всего риску заболевания подвержены постменопаузальные женщины, но встречается оно у людей обоих полов в любом возрасте. Также стресс может провоцировать рискованное поведение, повышая возможность погибнуть от несчастного случая, в драке, под воздействием высоких доз алкоголя или наркотиков.
Выходит, наш мозг устроен так, что, несмотря на все эти страдания, выбросить из головы покинувшую тебя любовь почти невозможно! В процессе эволюции у нас выработалась потребность фокусироваться на угрозах, чтобы в критических ситуациях повысить шанс выживания. Если же что-то вызывает стресс и боль, то оно расценивается как угроза. Да, и не забывайте о снизившемся из-за расставания уровне серотонина, ведь это способствует появлению навязчивых мыслей.
То есть парадоксальное и кажущееся мазохистским желание следить за жизнью бывшей(го) возлюбленной(го), несмотря на всю боль, которую это причиняет, может быть следствием некоего биологического автоматизма нашего мозга. С учетом этих обстоятельств болезненная привязанность к интернет-сталкингу бывших партнеров кажется уже не осознанным выбором, а неким болезненным состоянием. Поэтому имеет смысл затруднить себе болезненную рефлексию. Может быть, удаление наших бывших из друзей для кого-то и выглядит по-детски, — но, черт возьми, пусть бросит в меня камень тот, для кого это не сработает!
Итак, выходит, что влюбленность — это одобряемая обществом зависимость, особенно если она взаимна. Но стоит случиться расставанию, аддикция оборачивается своей темной стороной. Боль, тревожность и зацикленность после разрушения любовной привязанности — это, во-первых, абсолютно реальные чувства, а во-вторых, вполне закономерные. Они знакомы многим: в опросе, который я проводила для своего телеграм-канала «Настигло», 58% людей сообщили, что потеряли близкого человека от года до пяти лет назад, при этом 66% опрошенных отметили, что чувствуют боль до сих пор. Так что чувствовать себя ужасно после расставания — нормально и естественно. По химическим процессам в организме любовь похожа на наркотическое опьянение, а расставание — на абстинентный синдром зависимого при отсутствии дозы вещества, которое обычно обеспечивает высокий уровень дофамина. Примерно такую же тоску, говорят, испытывают по кокаину после прекращения его употребления.
Психолог Лиза Фельдман Барретт считает, что мозг постоянно ведет «энергетический бюджет тела»: он анализирует, из каких источников мы будем получать химические вещества для поддержания баланса в организме, и на основании этих данных принимает мельчайшие решения, в том числе влияющие на скорость обмена веществ, сердечный ритм и температуру тела. Барретт говорит, что наши близкие участвуют в расчете мозгом нашего «бюджета тела» как важные переменные. Поэтому, когда в результате потери возлюбленного мы внезапно лишаемся стабильного источника таких важных для организма веществ, как дофамин, окситоцин или эндорфины, все привычные расчеты идут прахом. Мы больше не в состоянии поддерживать энергетический баланс, как если бы у нас отобрали большую часть еды: нам приходится довольствоваться меньшим количеством энергии, пока не найдем новые источники подпитки.
Поэтому не стоит обесценивать и отрицать свои чувства. Их следует прожить, как и любые переживания. Наш мозг вполне способен справиться как с зависимостью, так и с разрывом. Просто ему нужно время. Не торопите себя: вы можете переваривать свои эмоции столько, сколько понадобится. Считайте, что вы приболели (и действительно, в вашем организме произошел химический дисбаланс) и вам нужно время, чтобы восстановиться. Помните, что сильный стресс приводит к снижению иммунитета и повышает риск заразиться всякими вирусами в дополнение к депрессии.
Физиологический коктейль из нейромедиаторов и гормонов, бурлящий в нас во время и после разрыва, провоцирует не только физические ощущения. Эти вещества регулируют эмоции и заставляют нас чувствовать и переживать. Поэтому на вопрос, можно ли избежать этой смеси боли, горечи, надежды, обиды, отчаяния и прочих неприятных переживаний, правильный ответ — нет.
Можно пытаться отрицать свои эмоции, бежать от их осознания или стараться придать им другую окраску — я не страдаю от потери близкого, просто злюсь; я страдаю не из-за разрушенной любви, а потому, что он оказался подлецом. Но, как и при осознании других травмирующих событий, в этом случае тоже придется пройти через разные стадии горя — и прийти к принятию ситуации.
Мозг пластичен. Он реагирует на интенсивные переживания и адаптируется к ним. Иногда научные и общепринятые представления сходятся: со временем действительно становится лучше, хотя в момент горя в это часто невозможно поверить. Но понимание того, что часть этих душераздирающих переживаний имеет чисто физиологическую основу, дарит нам некоторое облегчение и чувство контроля: ведь мы знаем, что в наших силах, используя менеджмент удовольствий, помочь системе поощрения скорее прийти в состояние баланса.
Подробнее читайте:
Травкина, Н. Homo Mutabilis: Как наука о мозге помогла мне преодолеть
стереотипы, поверить в себя и круто изменить жизнь / Настя Травкина — М.: Альпина Паблишер, 2021. — 262 с.