Начавшаяся пандемия коронавируса породила «эпидемию слухов» — множество более или менее правдоподобных сообщений высокой общественной значимости, распространяемых через соцсети. К их числу относятся, например, слухи об искусственном происхождении коронавируса SARS-CoV-2 или о грабителях, которые вламываются в квартиры под видом «дезинфекторов». О том, откуда берутся такие слухи, какую функцию они выполняют и причем тут «число Данбара», по просьбе N + 1 рассказывает социальный антрополог из РАНХиГС Александра Архипова*.
Вместе с эпидемией коронавируса в нашу жизнь пришла и инфодемия. Этим словом называют слухи, панические рассказы, фейки и юмор, которые эпидемию сопровождают, а в некоторых странах — еще и предваряют.
Мы все их прекрасно слышим и знаем: «Закройте все окна и двери. Сегодня ночью черные вертолеты будут обрызгивать город сверху дезинфекцией, для людей это опасно, на улицы не ходить. Инфа сто процентов — жена военного из военной части по секрету рассказала».
Мы воспринимаем распространение панических слухов и фейковых новостей скорее негативно — для нас это такая же болезнь общества, как оспа, корь или коронавирус — болезнь тела.
Несомненно, фейковые новости, слухи и сплетни являются производными от паники, особенно в ситуации, когда уровень доверия к официальным институтам, которые отвечают за здоровье и жизнь граждан, резко падает.
Но давайте посмотрим на ситуацию с другой стороны. Неужели массовое распространение самых разных текстов во время этой и всех других предыдущих эпидемий, а также природных катастроф — только результат неправильного поведения? А что если перед нами важный психологический инструмент, приобретенный человеком в ходе эволюции? Только в нынешней ситуации видимый «с изнанки»?
Великий (без преувеличения) антрополог и эволюционный психолог Робин Данбар многим известен как первооткрыватель «числа Данбара». В этом ему помогли многолетние исследования разных обезьяньих сообществ.
Наши родственники — весьма социальные животные, особенно шимпанзе. Они формируют группы «союзников», поддерживающих друг друга, в том числе для защиты от хищников и других себе подобных. Платой за помощь и способом поддерживать социальные связи внутри «группы поддержки» является груминг (почесывание, поглаживание, поедание вшей).
Это приятно — выделяются эндорфины и шимпанзе тихо кайфуют. Однако есть и ложка дегтя. На груминг (то есть на чистое поддержание социальных связей) уходит много времени, до 20 процентов от времени бодрствования. Это необходимо, чтобы сохранять социальные связи внутри своей группы поддержки — именно она поможет, когда придут хищники.
Однако нельзя груминговать бесконечное количество друзей в фейсбуке среди шимпанзе, иначе не хватит времени на поиск еды и возникнет угроза умереть от голода. Таким образом, максимальный размер группы шимпанзе, ставящих лайки какой-то одной обезьяне, потому что они ее друзья (ну вы поняли), — 80 особей.
Но предки человека пробили этот потолок. Одновременно с размером мозга рос и предельный объем социальных групп гоминид (по археологическим данным). Соответственно, времени на груминг, причем еще более сложный, нашим предкам тоже требовалось больше. А как тогда добывать еду? Возникает противоречие.
Данбар предположил следующее. Вместе с ростом размера группы и сложностью груминга возникает язык. Но не просто как средство коммуникации, а как груминг второго порядка — социальный механизм, позволяющий поддерживать отношения сразу со всеми.
Вместо того, чтобы почесать спинку одному, пообниматься со вторым и посидеть рядом с третьим в порядке живой очереди, можно просто рассказать всем, как «никто меня не любит», и вся группа поддержки придет и одновременно заверит вас в своей любви. Получается, что с грумингом второго порядка размер группы можно увеличивать.
Почему у людей группы поддержки стали больше, а груминг сложнее — не вполне ясно. У приматов это число зависит от увеличения количества хищников. Больше врагов — больше груминга (если шимпанзе сильно напугать, они начинают отчаянно груминговать друг с другом).
Возможно, дело в увеличении количества врагов — ранним Homo, помимо львов, угрожали такие же люди, только чужие. Но так или иначе, группы росли, и утверждение социальных связей с помощью языка все увеличивалось. Средний размер «групп поддержки» у современных людей — около 150 человек — и есть то самое «число Данбара».
Современный человек по-прежнему тратит на свой груминг 20 процентов времени от активного состояния в сутки. Это фатическая речь — общение не ради передачи информации, а ради удовольствия и поддержания социальных контактов. «Привет! отлично выглядишь, пойдем попьем кофе? А слышал, что сказали про поправки в конституцию? а вот Маша ужасно растолстела...»
Важной частью современного груминга, считает Данбар, являются сплетни. Причем во всех обществах без исключения.
Данбар и его коллеги изучали, сколько времени тратят на сплетни жители Западной Европы и Северной Америки, а другой, не менее известный антрополог Маршалл Салинз в своей «Экономике каменного века» описывал аборигенов-собирателей Австралии, которые уделяют сплетням крайне большой процент своего времени — даже в ущерб прямой добыче еды.
И тут мы подходим к очень важному моменту. Зачем современному человеку постоянно обсуждать, «что скажет княгиня Марья Алексеевна»? Откуда берется этот социальный механизм?
Сплетни, пережевывание сведений об окружающих нас людях, а также слухи о событиях большого мира нас сплачивают. Причем чем больше внешняя угроза, тем сильнее нужен «социальный клей» (приветы, поздравления, сплетни) внутри группы. Это нас объединяет и позволяет проверять «на месте ли я».
Данбар со студентами замеряли темы спонтанных разговоров между людьми в течение 30 минут в повседневных ситуациях, во время отдыха. В каждом отрезке были темы «семья», «политика» и тому подобные. А вот собственно сплетням, то есть обсуждению событий, происходящих с другими людьми и их окружением, наблюдаемые уделяли около 65 процентов времени разговора. И корреляции с полом и возрастом тут замечено не было (в связи с чем образ старушки-сплетницы надо забыть срочно и навсегда).
На первом месте по популярности среди этих спонтанных сплетен оказался поиск советов, а на третьем — обсуждение free riders (буквально «безбилетников»), то есть тех, кто хочет получать выгоду от общества, ничего не давая взамен. Сюда относятся и мошенники, и те, кто не платит налоги, но учит детей в государственной бесплатной школе.
Согласно остроумному рассуждению Данбара, люди потому уделяют столь большое внимание «безбилетникам», что те разрушают доверие и угрожают устойчивость общества в целом. Именно поэтому сплетни все время возвращаются к free riders, зачастую переоценивая исходящую от них опасность.
Соблазнительно посмотреть на ситуацию, в которой мы все сейчас оказались, с этой стороны. Эпидемия опасна не только угрозой заражения, но и распадом социальных связей — так называемой социальной атомизацией. Все больше стран призывают своих граждан уйти в добровольный (иногда и не совсем добровольный) карантин. В результате многие из нас самоизолировались: лекций не читаем, в барах не сидим, на митинги не ходим.
Из-за самоизоляции и карантина комфортная нам «группа поддержки» в плюс-минус 150 человек (то самое «число Данбара») уменьшается. А нам нужны люди, которым мы высказываем поддержку фатическим разговором и которые то же самое делают для нас.
Конечно, фейсбук, твиттер и Вконтакте никто не закрывал (пока). Но не все наши социальные связи действуют в социальных сетях и мессенждерах, и даже если виртуальные контакты играют в нашей жизни большую роль, все равно нам нужен контакт личный и прочный. И разрушение связей как раз вызывает социальное напряжение.
Как справиться с этой нехваткой контактов? Ответ со стороны макроэволюции очень прост — усилить груминг, то есть увеличить число сплетен, или объем неформальной коммуникации между людьми о том, что происходит в этом мире. Посмотрите с этой стороны на неформальную коммуникацию во время Большого террора: волны репрессий идут одни за одной, ты не знаешь, что будет с тобой завтра, сегодня сидишь всю ночь и ждешь ареста — тем не менее люди шепотом, тихо, но рассказывают политические анекдоты, хотя прекрасно знают, что это опасное деяние (от 5 до 10 лет давали за «антисоветские анекдоты»). Американский историк Роберт Терстон задался именно этим вопросом: почему во второй половине 1930-х советские граждане рисковали своей свободой ради шуток. Дело в том, что страх перед государственной машиной репрессий разрушал доверие между людьми, а коммуникация с помощью юмористических текстов не только понижала страх, но и восстанавливала это доверие. Смотрите на меня — я рассказываю анекдот, значит, я не боюсь, смотрите — я рассказываю вам, а значит, я вам доверяю.
В современной российской ситуации частью этой неформальной коммуникации являются fake news, появляющиеся со всех сторон — от самых страшных («правительство скрывает — заболевших сотни тысяч») до веселых («мастурбация спасает от вируса»). Но почему именно фейки? Вдумайтесь: некий «молодой врач из РФ Юра Климов, работающий в госпитале в Ухани, позвонил знакомым и рассказал, как спастись от вируса», «не покупайте бананы, через них можно заразиться», или «закройте окна — город дезинфицируют» — все это «добрые советы». Истинные или ложные, эти тексты распространяются для того, чтобы предупредить друга, родственника, соседа. Это те же самые советы, которыми постоянно обмениваются американцы в исследовании сплетен, проводимом группой Данбара (и хочу напомнить, что хорошие советы были самой популярным наполнением неформальных разговоров американцев). В ситуации, когда доверие к официальным инстанциям падает, и люди не понимают, как надо или не надо реагировать на новую угрозу, хорошие советы, часто ложные или бессмысленные, наполняют наши уши. И именно они оказываются «суперклеем», в срочном порядке цементирующим наши распадающиеся социальные связи.
Фейковые новости предлагают немедленно отреагировать на сверхактуальную опасность, и поэтому они становятся удачными «трансгрессорами» — у них появляется способность быстро пересекать любые границы. Напуганная мама быстро посылает информацию в родительский чат и вообще всем незнакомых людям просто потому, что она чувствует, что имеет моральное право так сделать. Поэтому именно фейки не только быстро «склеивают» в старых «группах поддержки», но и создают новые. Так, вечером 20 марта прямо на моих глазах группа незнакомых между собой людей начала обсуждать фейк о коронавирусе, быстро познакомилась и решила идти спасать свой дом. То есть больше опасности — больше социальных связей, прямо как у шимпанзе.
Многие, наверное, заметили, что в последние два дня чуть ли не из утюга доносится фейк о мошенниках, которые якобы под видом «дезинфекторов от коронавируса» грабят квартиры. А также обсуждение тех людей, которые, будучи посажены на карантин, из него сбегают и таким образом угрожают общественному благу.
Первое — это дезинформация, а второе — истории реальных людей, недовольных условиями принудительной самоизоляции. Но обе эти истории — это и есть то самое обсуждение free riders, паразитирующих на общественной беде. В сплетнях мы особенно фокусируемся на том, что угрожает структуре общества, и, возможно, поэтому именно и такие фейки, и реальные истории распространяются столь быстро.
В завершение следует сказать, что бывают и позитивные fake news. Например, фотографии лебедей и дельфинов, вернувшихся в пустые венецианские каналы, — поддельные. Как и истории о пьяных слонах, которые напились кукурузного вина и упали мертвецки пьяными в чайных полях в Китае. Может, автор, первым опубликовавший такой пост, и хотел на этом наварить лайков (лебеди в венецианских каналах получили миллион просмотров). Но люди, скорее всего, массово распространяют их по другим причинам: улучшить эмоциональное состояние окружающих — то есть в целях социального груминга.
Александра Архипова*
* 26 мая 2023 года Александра Архипова была включена Минюстом РФ в реестр иностранных агентов