Однажды мы в редакции задумались, каким стихотворным метром и размером написан трек рэпера Оксимирона «Город под подошвой». (Не спрашивайте, зачем нам это понадобилось. Перед нашей редакцией порой встают неожиданные задачи.) Как обычно, мнения разделились. Одни говорили, что «Город» написан хореем, другие предполагали, что это похоже на дактиль, третьи вообще заподозрили, что тут не силлаботонический стих, а акцентный. Выяснилось, что сходу определить размер современного стихотворения, особенно если оно существует не «на бумаге», а в виде читки, довольно сложно. Поэтому мы решили разобраться с тем, как это делается вообще, и в частности — что же там все-таки у Оксимирона.
Но сперва сделаем два предварительных замечания. Во-первых, текст стихотворения и декламация (читка) этого стихотворения соотносятся примерно так же, как музыкальная партитура и исполнение по ней музыкального произведения. Чтец-декламатор может расставлять фразовые ударения, выдерживать паузы и ставить логические акценты как угодно — его прочтение будет не более чем одним из многих возможных. Даже если чтец при этом — автор текста: выпустив произведение в свет, автор утрачивает над ним контроль, и отныне оно «принадлежит» каждому читателю и слушателю — каждый может читать его на свой лад (мы говорим, естественно, не о юридической, а об экзистенциальной стороне дела).
Послушать, как сам Оскимирон исполняет свой трек, любопытно, но еще любопытнее понять, какие ритмические интенции несут в себе его стихи, а для этого придется все-таки абстрагироваться от его читки и обратиться к «тексту на бумаге».
И во-вторых, «Город под подошвой» — трек довольно объемный, к тому же отдельные его строки содержат нецензурную лекскику. Поэтому мы решили для краткости ограничиться рефреном, состоящим всего из восьми строк:
Весь мой рэп, если коротко, про то, что
Уж который год который город под подошвой
В гору, когда прет; потом под гору, когда тошно
Я не то, что Гулливер, но все же город под подошвой
Город под подошвой, город под подошвой
Светофоры, госпошлины, сборы и таможни
Я не знаю, вброд или на дно эта дорожка
Ты живешь под каблуком, у меня — город под подошвой.
Итак, с чего начинается процесс определения типа стиха, а также его метра и размера (если стих — силлаботонический)? Конечно, тип стиха опытный стиховед, да и просто любитель поэзии, в большинстве случаев легко определит «на слух», но, чтобы соблюсти чистоту эксперимента, представим, что мы едва знакомы с русской поэзией, и проделаем все формальные процедуры полностью.
От чего зависит тип стиха? Если очень коротко — от того принципа, в соответствии с которым ухо слушателя делит поток поэтической речи на отдельные соотносимые и сопоставимые единицы — стихи. Мы говорим о слушателях, потому что поэзия на всех человеческих языках возникла в дописьменную эпоху, и наше обыкновение записывать стихи столбиком друг под другом — не каприз, а точное следование внутренней структуре поэтического текста, работающей на ухо слушателя — пусть и внутреннее, если мы читаем стихи с листа «про себя». (Поэтому, кстати, стихи так здорово ложатся на музыку, которая сама представляет собой последовательность мелодически и ритмически организованных отрезков.)
Отдельные стихи (строки) должны соотноситься друг с другом или по количеству ударений (акцентный, или тонический, стих), или по количеству слогов (силлабический стих), или по типу повторяющихся сочетаний ударных и безударных слогов (силлаботонический стих). Это, кстати, не все возможные типы стиха, но в поэзии на русском и большинстве других европейских языков возможны только они (если не говорить о верлибре, но это отдельный и большой разговор, он уведет нас в сторону).
Следовательно, первая наша задача — установить, сколько в каждой строке нашего отрывка слогов и сколько ударений. Проще всего со слогами — легко посчитать, что строки в нем неравносложные и содержат 11 — 14 — 14 — 16 — 12 — 14 — 14 — 16 слогов. Уже из этого можно сделать как минимум три вывода.
Во-первых, смело отбрасываем предположение о том, что перед нами — силлабический стих. Русской поэзии этот тип стиха вообще не свойственен как в силу традиции, так и в силу самого устройства русского произношения — ударения в наших словах фиксированы и слабо стираются в потоке речи, игнорировать их уху русского слушателя сложно, и силлабика имеет шанс быть услышанной только при монотонном повторении в каждой строке одного и того же числа слогов.
Вот, для примера, как выглядела русская силлабическая поэзия в XVII веке. Это один из тринадцатисложников Симеона Полоцкого:
Вино хвалити или хулити — не знаю,
Яко в оном и ползу и вред созерцаю.
Полезно силам плоти, но вредныя страсти
Возбуждает силою свойственныя сласти.
Обаче дам суд сицев: добро мало пити,
Тако бо здраво творит, а не весть вредити;
Сей Павел Тимофею здравый совет даше,
Той же совет да хранит достоинство ваше.
Во-вторых, возвращаясь к Оксимирону, половина строк в нашем отрывке — четыре из восьми — насчитывает 14 слогов. Это 50-процентная повторяемость, а значит, довольно устойчивая черта стиха; заранее можно предположить, что в большинстве других случаев отклонения будут идти в бóльшую или меньшую сторону от этого значения. Так оно и есть — два раза строки удлинялись на два слога (по 16), два раза укорачивались — на два и три слога.
И в-третьих, первая строчка — единственная во всем отрывке с нечетным числом слогов (и самым большим отклонением от базового числа 14). О ней мы еще поговорим, но уже на этом этапе понятно, что перед нами стих с преимущественно четным числом слогов в каждой строке, а значит, смело можно предположить, что он силлаботонический и написан двусложным размером (трехсложный заподозрить сложно из-за того, что из всех восьми строк лишь в одной из них, пятой, число слогов нацело делится на три). Акцентный стих, безразличный к стопам, а значит, и к числу слогов, показал бы бóльший разброс числа слогов, а также строк с четным и нечетным числом слогов в них.
Акцентным стихом, например, охотно писал Маяковский:
Не верю, что есть цветочная Ницца!
Мною опять славословятся
Мужчины, залежанные, как больница,
И женщины, истрепанные, как пословица.
Тут количество слогов в строчках колеблется в широких пределах: 11 — 9 — 12 — 14, а вот количество ударений почти постоянно: 4 — 3 — 3 — 3.
Теперь, снова возвращаясь к Оксимирону, посчитаем ударения. Тут начинаются сложности, потому что словарные ударения — это одно, а ударения в живом потоке речи — другое. Интуитивно мы слышим, как должна звучать та или иная строчка, но чтобы снять все возражения (что, мол, это наша личная декламация, а другой читатель прочтет ту же строку иначе), для начала лучше воспользоваться словарем. Поступим максимально строго: поставим ударения только в двух- и более сложных словах, включая местоимения, союзы и частицы (части речи, чаще всего теряющие ударение в потоке речи), а в односложных словах поставим ударения только на значимые — существительные и глаголы («рэп», «год», «прет» и так далее).
Для наглядности воспользуемся табличной формой, расположив слоги строго друг под другом, ударные слоги выделим цветом:
Внизу вы видите два ряда показателей — сначала указано количество ударных слогов на этой позиции во всех строках, а ниже, в процентах, — доля ударных слогов по отношению к общему числу слогов на этой позиции. Ориентируясь на доли, построим простой график, каждая вершина которого соотносится с одной слоговой позицией:
Уже на этом графике просматривается «пила», характерная для двухсложного силлаботонического стиха. Мы видим, что на нечетных слогах линия графика преимущественно идет вверх, а на четных — вниз. Следовательно, логично предположить, что на нечетные слоги в нашем примере приходятся сильные (преимущественно ударные) позиции, а на четные — слабые (преимущественно неударные). Такое чередование сильных и слабых позиций характерно для хорея (первый слог в стопе ударный, второй — безударный).
Обратите внимание на первую строчку: четвертая клетка в ней, единственная во всей таблице, пустая. Мы нарочно после третьего слога сдвинули остаток строки на одну клетку вправо, чтобы она подчинялась ритмической инерции всего отрывка в целом (иначе она, единственная во всем отрывке, станет почти что ямбической). Не слишком ли своевольно мы поступили? Так ведь можно подогнать какой угодно неправильный стих под правильный! Нет, не слишком, и вот почему.
В силлаботонических стихах следует строго различать метр и ритм. Эти понятия часто путают, но на самом деле они отличаются примерно так же, как чистый нотный стан с нанесенной разметкой тактов и выставленным музыкальным размером отличается от записи на нем нот конкретного произведения.
Метр — это воображаемое сочетание ударных и безударных слогов (стопа), которое монотонно повторяется в каждой строке некоторое количество раз, определяемое размером: в двухстопном двухсложном размере две стопы, в трехстопном — три стопы и так далее. Ритм же — это реальное следование друг за другом ударных и безударных слогов в конкретных строчках стихотворения. Метр и ритм совпадают только в детских считалках, где при декламации нарочито подчеркивается каждый ударный слог: Нáша Тáня грóмко плáчет... и так далее.
При сочинении не детской, а нормальной поэзии поэт слышит инерцию метра — и накладывает поверх нее живое ритмическое звучание. Слушатель воспринимает ритм слов и интуитивно восстанавливает то метрическое задание, которое ставил перед собой автор. Если в стихотворении задана сильная метрическая инерция, слушатель не потеряет ее даже в тех случаях, когда ритм время от времени будет от нее отступать: пропускать ударение на ударной (сильной) позиции или ударять безударную (слабую) позицию — и даже вообще выбрасывать безударную позицию, как в нашей первой строке (хотя это и рискованная затея для русских двухсложных размеров).
Вот почему инерция хорея позволяет нам внутренним слухом уловить в рефрене из «Города под подошвой» четкую метрическую схему. Следуя за ней, мы с легкостью сдвигаем пропущенный слог в первой строке, ставим ударение на односложные служебные слова там, где они попадают на сильную позицию и, наоборот, ослабляем ударение в двухсложных служебных словах там, где словарное ударение приходится на слабую позицию. И тогда, обозначив допустимое усиление ударений на сильных позициях рыжим цветом, а допустимое ослабление на слабых — серым, мы прочитаем наш отрывок так:
Тогда и профиль ударности будет выглядеть куда убедительнее:
Можно подводить итог. Судя по рефрену, трек Оксимирона «Город под подошвой» написан хореическим стихом переменного размера, от шести до восьми стоп в строке, преимущественно семистопным. Для любителей стиховедческой статистики перечень особенностей этого произведения можно расширить, но в наши изначальные цели это не входило.
Ах да, и еще одно. Если мы вернемся к первой строке рефрена и послушаем читку самого Оксимирона, то легко заметим, что на месте недостающего слога отчетливо звучит «лишний» музыкальный такт, восстанавливающий размер строки. Метрическую инерцию не обманешь, особенно если надо положить стихи на музыку.