Плохое самочувствие сохранилось в течение четырех лет после смерти друга
Смерть близкого друга связана с последующим ухудшением самочувствия, физического и психического здоровья, а также снижением уровня социальных взаимодействий, причем эффект этот может сохраниться в течение последующих четырех лет. Это выяснили австралийские ученые, которые в течение 13 лет собирали данные о более 26 тысячах австралийцев, из которых 9,6 тысячи потеряли своих друзей. Статья опубликована в журнале PLoS One.
Смерть близкого человека — событие травмирующее, но в процессе осознания и переживания горя к нему можно адаптироваться. Процесс этот, однако, может занять много времени в зависимости от различных факторов: например, психического состояния человека, который переживает смерть близкого, его возраста, обстоятельств смерти и его отношений с умершим.
Несмотря на важность последнего фактора, большинство исследований, посвященных влиянию смерти близкого на жизнь человека, посвящены утрате близкого родственника: родителя, ребенка, супруга или супруги. Именно поэтому о том, как меняется здоровье и самочувствие при смерти близкого друга, известно гораздо меньше.
Изучить этот вопрос подробнее решили ученые под руководством Вай-Маня Лю (Wai-Man Liu) из Австралийского национального университета. В течение 13 лет (с 2002 по 2015 год) они ежегодно опрашивали 26515 австралийцев, которым на момент начала исследования было минимум 15 лет. Помимо информации о смерти близких друзей участников, исследователи также собрали данные об их поле, возрасте, характере (из «Большой пятерки»), религиозности, социоэкономическом статусе, здоровье (как физическом, так и психическом) а также уровне социальной активности.
За время исследования смерть близкого друга пережили 9586 человек. Для того, чтобы достоверно сравнить самочувствие и жизнь людей, потерявших близкого друга, и людей, которым это переживать не пришлось, ученые применили статистический метод балансировки энтропии, который позволяет уравнять влияние побочных переменных в двух группах.
Ученые выяснили, что общее здоровье людей, потерявших близких друзей, а также их психическое здоровье, удовлетворение жизнью, социальная вовлеченность (то есть общение с другими людьми) сильно падали в течение нескольких месяцев после пережитой смерти друга или подруга по сравнению с теми, кто этого не переживал. Более того, ученые также заметили, что эффект сохраняется и в течение последующих четырех лет, но в большей степени — для тех, чей уровень социальной активности изначально был сравнительно низким (p < 0,01). Этот вывод они объясняют тем, что потеря близкого друга для тех людей, чей круг общения невелик, — гораздо более травмирующее событие, чем для тех, у кого друзей и других близких людей больше.
Также ученые обнаружили, что негативное воздействие смерти близкого друга на женщин гораздо сильнее, чем на мужчин: авторы предполагают, что это связано с тем, что у женщин изначально гораздо более крепкие и близкие отношения со своими друзьями, чем у мужчин. При этом они подчеркивают, что обнаруженные ими связи — это ассоциация, именно поэтому сделать точный вывод о том, что смерть близкого друга — в действительности единственная причина ухудшения состояния человека, нельзя.
Утрату друзей обычно считают менее травмирующей, чем смерть близкого родственника или же романтического партнера. Авторы новой работы настаивают на том, что это не так: по их словам, эффект от смерти друга сравним с утратой членов семьи и возлюбленных. Результаты их исследования говорят о том, что смерть близкого друга в действительности связана с негативными последствиями для здоровья, причем как физического, так и психологического, и что этот эффект может сохраняться в течение последующий нескольких лет. Именно поэтому, считают они, людям, пережившим смерть друзей, необходимо бережно относиться к испытываемому горю и не обесценивать его, своевременно обращаясь за психологической помощью.
Так как потерять близкого человек может даже в раннем сознательном возрасте, родители часто стараются познакомить детей с этой сложной темой пораньше. Помочь в этом, по мнению ученых, могут мультфильмы: о том, как раскрывается тема утраты в 57 полнометражных анимационных фильмах студий Disney и Pixar, читайте в нашем блоге.
Елизавета Ивтушок
Музыкальные ритмы были эффективны и для типично развивающихся детей, и для детей с задержкой речевого развития
Музыкальные ритмы помогли франкоговорящим детям повторить услышанные фразы, даже грамматически сложные. Причем все дети делали меньше грамматических ошибок, когда перед фразой слышали регулярные ритмы, и больше, если слышали нерегулярные ритмы. От регулярных ритмов нерегулярные отличаются тем, что в них не выделяется сильный удар (сильная доля), на слух их рисунок кажется неупорядоченным, неустойчивым и непривычным. Статья опубликована в журнале npj Science of Learning. Известно, что у детей с музыкальным образованием к 10-11 годам на ЭЭГ отмечается компонент мозговой активности, который возникает в ответ на грамматические ошибки. А у детей того же возраста, но без музыкального образования, такой реакции нет. Также есть исследования, согласно которым лучше с повторением сложных грамматических конструкций справляются те шестилетние дети, которые имеют более высокие способности к восприятию музыкальных ритмов, чем их сверстники. Исходя из этих данных возникло предположение, что музыка (и музыкальный ритм в частности) могут влиять на последующую обработку речи. Ряд работ подтвердил это для детей с типичным развитием и нарушениями речи. Кроме того, эти исследования показали, что, слушая музыку, дети лучше справляются с пониманием смысла слов или речевых оборотов, а слушая только ритм (грубо говоря, только партию ударных) — с составлением грамматически верных предложений. Тем не менее большинство таких исследований сравнительно небольшие, особенно те, которые посвящены детям с нарушениями речи. Также такие исследования, как правило, проводятся с носителями одного языка, а для подтверждения необходимо повторять эти результаты и с носителями других языков. Поэтому подобные исследования продолжаются. Анна Фивеш (Anna Fiveash) из Лионского университета и ее коллеги провели небольшое исследование, в котором участвовали 33 франкоговорящих ребенка (5-13 лет). Из них 18 детей — с типичным развитием (11 девочек, 7 мальчиков), и 15 детей, у которых были диагностированы нарушения речевого развития (7 девочек, 8 мальчиков). Круг этих нарушений иначе называют специфическими расстройствами развития речи, задержкой речевого развития или дисфазией развития. Такие расстройства дают о себе знать на первых этапах развития речи, без периода ее нормального развития. При этом у детей с задержкой развития речи нет проблем со слухом. Также они не страдают другими заболеваниями, в рамках которых возникают речевые трудности, и растут в подходящих для нормального развития речи условиях. В первый день эксперимента дети слушали через наушники музыкальные ритмы длиной в 32 секунды. Вслед за ритмом проигрывалось шесть фраз, и ребенок повторял каждую фразу сразу после того, как она была произнесена. Всего дети услышали шесть ритмов и, соответственно, 36 фраз. Прослушать все шесть записей ритмов можно тут. Все фразы, которые слышали участники, состояли из одного предложения. Но только двенадцать из них были простыми предложениями, например, «Дети играли в парке». Еще двенадцать предложений с определительными придаточными, в которых определяемое слово выступает в роли субъекта: «Это та женщина, которая видела Фрэнка на улице». И последние двенадцать предложений с определительными придаточными, в которых определяемое слово выполняет роль объекта: «Это тот кот, которого вчера спрятал Том». И, соответственно, после каждого ритма дети слышали по два предложения из каждой категории. Прослушать записи всех фраз можно тут. Повторяя фразы, дети старались сделать это как можно точнее. Если им удавалось, они получали один балл. Если нет, то полбалла, когда они совершали грамматические ошибки, которые не нарушали основной структуры предложения — например, путали времена глаголов, использовали неподходящий предлог. И ноль баллов при изменении структуры предложений — например, при замене одной формы придаточного предложения другой. Сами дети о правильности выполнения задания узнавали с помощью бегунка, который сдвигался в ту или другую сторону в зависимости от верного или ошибочного ответа. Во второй день эксперимента после прослушивания тех же ритмов дети среди множества изображений предметов и животных вычеркивали последних (субтест Шкалы Векслера). Необходимо было вычеркнуть как можно больше животных за 23 секунды: после одного ритма детям давали один лист с 32-35 животными, и тоже после каждого следующего ритма. Результаты показали, что типично развивающиеся дети лучше справились с заданием на повторение фраз, чем дети с задержкой речевого развития (p < 0,001). Но все дети, повторяя фразы после прослушивания регулярного ритма, сделали меньше грамматических ошибок, чем при повторении предложений, которые проигрывались после нерегулярных ритмов (p = 0,01). И меньше ошибок дети делали даже при работе с грамматически сложными структурами, которые, как правило, особенно тяжелы для восприятия детям с дисфазией развития. При этом также имел значение возраст: чем старше были дети, тем лучше они справлялись с заданием (p < 0,001). Также после предъявления регулярных ритмов лучше с заданием на повторение справлялись те дети с типичным развитием, чья скорость чтения была выше (p = 0,002). Для детей с дисфазией развития скорость чтения не имела значение, как и для всех детей — способность к восприятию ритма. А вот задание на вычеркивание животных дети выполнили одинаково вне зависимости от того, делали они это после регулярных или нерегулярных ритмов (p = 0,91). Из этого ученые заключили, что музыкальные ритмы специфически связаны с грамматическими навыками, но, по всей видимости, не оказывают более общего мотивирующего или возбуждающего эффекта (не повлияли на другой вид деятельности). Зато в рамках грамматических заданий музыкальные ритмы эффективны и для детей с типичным развитием, и для детей с задержкой речевого развития. И что интересно, при этом эта эффективность не связана со способностью ребенка к восприятию ритмов. У этого исследования есть существенные ограничения: очень небольшой размер выборки и при этом очень широкий разброс по возрасту внутри. Сами авторы отмечают это и объясняют трудностями набора детей с задержкой речевого развития из-за невысокой распространенности заболеваний и их гиподиагностики. И для подтверждения ссылаются и на скромность выборок в других подобных работах. В этой работе рассматривалось влияние именно прослушивания музыкальных ритмов на речевые навыки. Но не только такое занятие музыкой эффективно для людей с первичными и вторичными нарушениями речи. Например, поющие дети со слуховыми аппаратами лучше разбирают речь на фоне шума, чем те, кто не занимается пением.
